Выставка представляла собой остроумную попытку рефлексии нескольких молодых украинских художников на тему новой реальности, в которую погружается страна, - реальности пугающей, странной, гипертекстуальной. В рамках выставки автор идеи “зигафолка” Назар Шешуряк в какой-то мере продолжил поиски собственного художественного языка и мифологии, начатые в ранних литературных опытах и в мультидисциплинарном проекте Шешуряка “Необратимая Мясистость”, который прекратил существование в прошлом году. Но, в отличие от предыдущих работ, ему удается превозмочь характерную для него инфантильную, граничащую с состоянием имманентности, необязательность маргинализированного высказывания, и вместе с другими участниками выстроить некое повествование, в котором кто-то видит провокацию, кто-то — идеологию, но вернее было бы в первую очередь видеть иронию.
Взращенный в недрах социальных сетей, мир и миф “Украинского зигафолка” фрагментарен и пестр, но отнюдь не является умозрительным, к слову, в отличие от многих, если не большинства, выставок и работ политически ангажированных художников, которые в попытках расшевелить отжившие свое теории теряют всякие связи с живой действительностью.
Не является он и линейным повествованием. Как и любое миро- и мифотворчество, “зигафолк” собран из нескольких неочевидно связанных между собой линий. Николаевский фотограф Сергей Мельниченко, обычно работающий с темой телесности, представил совершенно нетипичную для себя, едва ли не аутистскую серию снимков блокпостов, возведенных на въездах в его родной город в апреле этого года. Андрей Сигунцов, неоднократный фигурант околохудожественных скандалов, показал серию коллажей с портретами фигурантов скандалов политических, обильно приправленных элементами сетевой эстетики, а также несколько графических работ.
Но собственно весь “зигафолк” начинается с объектов Ники Борцеховской и Антона Слободенюка, которые отсылают к оккультным языческим практикам некой секты из девяностых. Сам же Шешуряк представил две инсталляции - “разрытую могилу” Тараса Шевченко и подвешенный вверх ногами, словно крест в сатанинской традиции, бюст Степана Бандеры. Интересным и неожиданным было участие в выставке художника-аутсайдера Юрия Кобенко - его работа “Мой пес” вполне могла бы быть частью психопатологического исследования Массимилиано Джиони на прошлогодней биеннале в Венеции.
Все эти, на первый взгляд, разрозненные высказывания выстраиваются в целостный слепок мировоззрений человека - заложника оппозиций правого\левого, современного\традиционного, русского\украинского, локального\глобального — оппозиций, давно утративших свою актуальность, но в которые все глубже по вектору средневековья опускается общество.
Потому довольно симптоматично, что выставка, иронизирующая над тревожными социокультурными тенденциями, была этими тенденциями оперативно придушена. Владелец помещения, которое арендует галерея Bereznitskiy Project, оказался активным участником АТО и, будучи не в состоянии прочесть эту заложенную в проект иронию, оскорбился, а затем агрессивно потребовал его закрыть. Здесь важно отметить, что несмотря на понятное и в целом правильное нежелание галериста Евгения Березницкого переводить ситуацию в разряд открытого конфликта, репутационных потерь ему все равно не избежать. Какими бы ничтожными не были риски возникновения подобной ситуации, галерист должен учитывать их на стадии планирования и, случись что, отстаивать интересы своих художников, а не играть не совсем внятную роль арбитра в заведомо неравном диалоге с собственником помещения, к которому художники никакого отношения не имеют. Возможно, галеристу Березницкому стоит задуматься над тем, чтобы перенести свой project в другое помещение, чтобы в будущем избежать новых инцидентов вмешательства арендодателя в выставочный процесс.
В очередной раз не с лучшей стороны проявляет себя и художественное сообщество, которое, видимо не найдя среди участников представителей своих мини-истеблишментов, принялось рьяно критиковать проект за “неумение вести диалог”, отсутствие кураторского текста (!) и неуместность в смутные времена. Хотя уместность той конъюнктурщины, под радостные лайки и чек-ины обильно оросившей собой выставочные пространства Украины за последний год, вызывает куда больше вопросов.
Стоит ли говорить о возможности актуального процесса там, где в 2014 году все еще нужно кому-то объяснять, что в искусстве допустимы любые темы? Противясь разному, поощряя посредственность, отказываясь читать дальше поверхностных смыслов, украинская арт-сцена лишь усугубляет собственную дегенерацию.